богатому и разнообразному растительному и животному миру России, заставляет его настойчиво искать научных связей с Академией наук.
И, конечно, он очень заинтересован в том, чтобы у него были последователи и сторонники в России. Он аккуратно шлет каждую из своих книг в подарок русским ученым; старается выполнить просьбы петербургских друзей в отношении разных справок, за которыми они к нему обращались, пишет к ним в самом дружественном тоне.
Ссора с Сигезбеком была ему неприятна потому, что она могла поколебать его авторитет в Петербурге.
Нет сомнения и в том, что Линней получал большое удовлетворение от этой переписки. Его петербургские корреспонденты — Иоганн Амман, врач и натуралист, заведующий Ботаническим садом академии, Иоганн Гмелин, профессор ботаники Степан Крашенинников, академик Герард Фридрих Миллер и другие, — как это видно из переписки с Линнеем, очень охотно и тщательно выполняли, в свою очередь, его просьбы.
Петербургская Академия наук избрала Линнея своим почетным членом 8 июля 1754 года, и он был утвержден в этом звании ее президентом, графом Разумовским. Линней с большим удовлетворением принял известие об этом и отблагодарил Разумовского в том высоком стиле, в котором обращались к коронованным особам и вообще высокопоставленным лицам. Письмо настолько характерно для того времени, что его следует привести:
«К. Линней — К. Г. Разумовскому (1755, Упсала)
Знаменитому Герою и Господину
Кириллу графу Разумовскому
Гетману Малой России по обоим берегам Борисфена
Президенту императорской Академии наук в Петербурге
полковнику Измайловского полка
Кавалеру Орденов св. Андрея, Белого Орла, св. Александра и св. Анны
Месяц тому назад письмо Вашей светлости вместе с дипломом об избрании меня в императорскую Академию наук и с „Acta“ Академии было вручено мне сиятельнейшим г-ном Паниным.
Я с удивлением получил все эти дары Вашей светлости, настолько неожиданные для меня, насколько не заслуженные мною.
С величайшей радостью я убедился в несказанной милости Вашей светлости ко мне, недостойному; сожалею только о том, что не имею, чем отблагодарить Вас.
Убедившись, что Вашей светлости было угодно внести мое имя в список ученых, я всегда буду с радостью вспоминать этот случай.
Если я открою что-нибудь, что мне покажется достойным „Acta“ славнейшей Академии, я не премину прислать это.
Пусть всемогущий бог даст Вашей светлости как можно дольше пользоваться крепким здоровьем и постоянным счастьем, чтобы Академия наук, вызванная к новой жизни сиянием Вашей славы и одухотворенная ею, и в дальнейшем приносила бы роду человеческому пышные цветы и обильные плоды.
Всецело посвящая себя славнейшей Академии, остаюсь Вашей светлости покорнейший слуга.
К. Линней».
Надо пояснить, почему Линней называет президента Академии наук гетманом Малой России.
С 1750 года Разумовский стал гетманом Украины; Борисфеном же в древности называли Днепр, под «Acta» Академии наук Линней имеет в виду научный журнал, который она издавала в это время.
Этому избранию Линней придавал большое значение и желал с достоинством носить высокое звание ее почетного члена. Переписка его с петербургскими учеными становится еще более содержательной. Насколько высоко ценил он ее, видно из одного письма к академику Степану Петровичу Крашенинникову.
«Я очень признателен за то, что Ваша Академия пожелала вступить со мной в переписку. Прошу тебя, славнейший муж, научи меня, как понимать положение тех, которые вступили в эту должность. Должны ли они что-нибудь делать или только носить имя члена общества? Или они ежегодно присылают в Академию свои наблюдения для напечатания?»
Линней озабочен тем, как лучшим образом использовать связь с русскими учеными, чтобы официальное признание его корреспондентом академии не было пустой формальностью.
Иоганн Миллер будучи историком писал Линнею: «Связи исследовательских работ в области истории обоих народов требуют постоянной взаимной консультации. Поэтому ты оказал бы мне и нашей Академии величайшее благодеяние, побудив какое-нибудь ваше светило вести с нами переписку по научным вопросам».
Смертен человек, но бессмертен его труд и поиск истины. Пройдут многие годы, перед человеком раскроются дали, о которых и мечтать не мог Линней. Но и в век космической биологии трогают сердце эти строки из письма великого ученого XVIII века: «…Во имя твоей любви к растениям… Пришли мне, по крайней мере, веточку или цветок… Я хотел бы, чтобы ты, если можешь и хочешь, прислал мне высушенный цветок, чтобы я мог исследовать тычинки и пестик… Если бы я мог получить высушенный цветок… Если бы я мог видеть цветок… Если у тебя есть семя, прошу прислать хотя бы одно…», — пишет он ученому Амману.
А что же Амман? Неужели не откликнулся на горячий зов? Нет, нет, он самым обстоятельным и аккуратным образом ответил большим письмом и прислал еще пакет с 31 гербарным образцом редких растений России и Сибири и шесть образцов семян.
Большую радость испытал Линней, когда в 1765 году получил из России одну научную работу — «Описание персидских и астраханских растений» — по материалам астраханской экспедиции 1746 года. Автор ее расположил растения по системе Линнея.
Знаменитому мужу почтенному господину Иоганну Якобу Лерхе президенту медиков в России шлет нижайший привет
Карл фон Линнэ, —
так обратился к нему знаменитый ботаник, получив подарок и обещая «свято хранить как сокровище. В этом труде содержится много довольно редких растений, есть даже редчайшие роды. Пусть скорее наступит тот день, когда эти растения новых родов будут снабжены обстоятельными описаниями или рисунками наиболее редких из них». И просит у него одно редкое растение из Петербургского сада: «Пришли мне это растение с каким-нибудь моряком, который будет самым тщательным образом о нем заботиться, чтобы я не был огорчен его утратой».
Главное, советовал многоопытный Линней, следует опубликовать этот список в журнале Академии наук, потому что «когда-то еще кто другой будет собирать эти растения в столь отдаленном крае». Астраханские степи тогда казались невероятно далекими! Рукопись же может потеряться, а это «было бы огромной потерей для ботаники».
Примерно с 1760 года Линней принимал горячее участие в подборе кандидатов на свободные должности в Петербургской Академии наук. Разумеется, он очень охотно рекомендовал их из числа своих учеников; это были действительно большею частью люди, преданные науке, способные и знающие свое дело. Но очень возможно, что ему хотелось видеть в Петербурге побольше своих учеников и потому, что они следовали его системе. И надо сказать, что к рекомендациям Линнея повсюду относились с большим вниманием. Три года он переписывается с Петербургской Академией наук о возможности приглашения на кафедру ботаники одного из
